Собственно говоря, ситуация в поместье Александра не изменилась. Эва виделась с ним с переменной частотой – случалось, у него находилось время на долгую беседу, а иногда они встречались только мимоходом. Складывалось впечатление, что Патриция проводит в доме все больше времени и все более нарочито демонстрирует всем роль «женщины – обладательницы Александра». Удивительно, но это как-то перестало выводить Эву из равновесия. С того дня, который они провели с Бартеком, она чувствовала, что между ней и Александром возникло особое взаимопонимание. Не было сказано ничего нового и ничего названо прямо, об отношениях речь вообще не шла. Это витало в воздухе, это она чуяла шестым чувством. И это же подсказывало, что и Алекс чувствует нечто подобное.

Эва села на свое рабочее место. Простая исследовательская мастерская, с которой она начинала, благодаря скрупулезной и систематической работе превращалась в превосходно оснащенную профессиональную лабораторию. На рабочем столе рядами стояли чашки Петри, в которых находились грибы и бактерии, полученные со страниц книг, уже тронутых тлением. Рядом стояли металлические стеллажи на колесиках, которые Эва заказала на специализированном голландском оптовом складе. На их полках лежали тома книг, рассортированные после идентификации штаммов грибов и ожидающие дезинфекции, которая должна была очистить их от нежелательных микроорганизмов. В отличие от работы в университете, здесь у Эвы был практически неограниченный бюджет на реализацию запланированных работ. Александр дал ей зеленый свет и поставил только одно условие: библиотека должна быть защищена. Это было воплощением самой смелой мечты микробиолога, специализирующегося по бумаге.

В тот день Александра не было дома, так что Эву ничто не отвлекало. И только через несколько часов работы голод выгнал девушку из ее маленького королевства. Она шла по узкому коридору, раздумывая над увиденным под микроскопом (значительная колония Pellicularia isabellina захватила страницы псалтыря), когда кто-то схватил ее за руку. От неожиданности Эва даже подпрыгнула.

– Что вы делаете?! – возмущенно воскликнула она, когда увидела, что усиленное сердцебиение ей обеспечил не кто иной, как Малгожата, и стряхнула железную руку женщины, телосложение которой нельзя было назвать хрупким.

– Чего ты так боишься? – Зловещая экономка засмеялась, если можно назвать смехом неприятный стрекот, вырвавшийся из ее узких губ, искривленных в гримасе, которая должна была означать улыбку. – Много еще работы с этими книгами? – спросила она как ни в чем не бывало у перепуганной чуть ли не насмерть Эвы. Экономке, наверное, долго пришлось прислушиваться, дожидаясь момента, когда девушка будет проходить мимо, – а оказалось, ей просто захотелось поболтать!

– Извините, я хочу есть. – Эва была слишком рассержена, чтобы обмениваться любезностями или вступать с Малгожатой в полемику.

– Конечно, сейчас подам. Я готовлю голубцы. По-китайски.

Должно быть, эта женщина была с другой планеты. Несмотря на пугающий внешний вид – как из готического романа – в сочетании со скандальным поведением, она действительно была, как говорил Александр, поваром от Бога. Ее пухлые пальцы ежедневно выколдовывали чудеса кулинарного искусства, в чем Эва уже успела несколько раз убедиться. И самое главное, ее готовка не имела ничего общего с представлениями о возможностях деревенской экономки. В репертуаре Малгожаты были блюда настолько утонченные и к тому же невероятно вкусные, что она могла бы успешно кормить требовательных клиентов самого роскошного ресторана. Безусловно, она не была похожа на человека, который подает на обычный обед голубцы по-китайски.

Хотя рассудок подсказывал Эве, что в качестве протеста против абсолютно недопустимого поведения, которое продемонстрировала Малгожата, она должна гордо отказаться от угощения, голод одержал верх. Девушка пошла в кухню за экономкой, которая триумфально приняла на себя командование. Эва молча смотрела, как рослая женщина скатывает маленькие трубочки, на вид напоминающие известный ей после посещения китайских ресторанов яичный рулет, но сделанные из отечественной белокочанной капусты. Малгожата тоже ничего не говорила, поглощенная своим занятием. Отметив ее сосредоточенность во время работы, Эва подумала, что, хотя это очень рискованное утверждение, быть может, у них есть что-то общее – увлечение, в которое они вкладывают всю душу и благодаря которому могут забыть об окружающем мире.

Малгожата подогрела трубочки из капусты и подала их на тарелке в цветочек. Эва проглотила голубцы в рекордном темпе, чувствуя, как ее охватывает экстаз: вкусовые рецепторы млели от сочетания вкусов и ароматов блюда, которое вышло из-под руки экономки. Это было не просто утоление голода, это было чувственное переживание. И не важно, что Малгожата сделала ранее, какие неприятные чувства вызвала, – в этот момент Эва смогла только поднять на нее слегка затуманенный взгляд и произнести:

– Спасибо. Это было… Нет слов, как это было вкусно!

Малгожата нехотя кивнула. Эва встала и подошла к изящной керамической мойке, чтобы вымыть за собой тарелку, но Малгожата вырвала ее из рук девушки.

– Это моя работа.

Эва снова почувствовала себя неуютно.

– А ты занимайся своей, – продолжила экономка.

– Простите? Я не понимаю…

Перемирие, проходившее под знаком разрушающего все преграды кулинарного искусства, видимо, закончилось – Малгожата вернулась к своему обычному стилю поведения.

– Не думай, что я не вижу, что здесь происходит.

– Говорите яснее, – ответила изумленная Эва.

– Ну ладно. Если не понимаешь, скажу. – Малгожата прожгла ее взглядом насквозь. – От пана Алекса держись подальше.

У девушки отняло речь. Это уже слишком. Да что она себе позволяет?!

– Не знаю, о чем вы говорите, но я не собираюсь продолжать этот разговор, – ответила Эва, изо всех сил стараясь выглядеть решительной и уверенной в себе.

Однако Эва знала, что проиграла схватку: глаза отказывались ее слушаться и убегали в сторону каждый раз, когда она пыталась принять вызов и ответить на сверлящий взгляд Малгожаты. А та, уперев руки в бока, нахально уставилась на нее.

– Может, знаешь, а может, не знаешь. Я, например, знаю. От меня тут ничего не ускользнет, можешь не сомневаться. Разные девки тут крутятся, пана Алекса очаровывают, может, ненадолго что-то от этого и получают. Но это ни к чему. Лучше оставить его в покое. Это золотой человек! – Волшебным образом неприятно перекошенное лицо Малгожаты при одном упоминании о хозяине прояснилось, словно солнце вышло из-за грозовой тучи. Но это продолжалось всего долю секунды, затем гром и молнии вернулись. – Не нужно ему проблем больше, чем есть!

– А вы ему кто – сторож? – Эва смутилась, заметив, что невольно переняла у Малгожаты чуждый ей стиль общения. Эта женщина была необыкновенно сильной личностью, что вызывало тревогу. – Думаю, он сам знает, что делать и с кем, – собравшись с силами, ответила она, чтобы не сдаваться без боя.

Одновременно девушка начала маневр по отступлению из кухни, понимая, что больше не выдавит из себя ни слова и сразу сломается под напором инсинуаций этой старой жабы. Ее волнение усиливалось от понимания, что Малгожата, честно говоря, попала в точку. То, что экономка поняла ее глубоко скрытые – в чем Эва была совершенно уверена! – намерения, ни капли ей не нравилось.

Она чувствовала, что ей нужно немедленно уйти и спрятаться от неожиданной атаки в своем убежище.

– Держись от него подальше, это приключение не для тебя. – Малгожата оставила последнее слово за собой, произнеся это, когда Эва была уже в коридоре.

* * *

Со смерти Дороты прошло уже несколько недель, но Тадеуш по-прежнему чувствовал себя как в день похорон. Конечно, ежедневная гонка, проблемы с Бартеком, скандалы с дочерьми – это все заставляло его держать себя в руках, на некоторое время вырывая из объятий траура, но сильная обида на судьбу и тоска по жене раз за разом сбивали его с ног. Он всегда знал о своей слабости. Воспитанному в тени отца – настоящего мужчины, героя партизанской борьбы, землевладельца, который не поддался системе и боролся за свое, – Тадеушу никогда не приходилось напрягаться. Когда родителей не стало, он рассыпался. А Дорота собирала эти разбитые кусочки.